– Viszlát, Imrus,30 – сказала ему Ладжза, – Örültem, hogy találkoztunk!31
Я окинул взором кафе, то бишь, интерьер, с красиво выполненными потолочными квадратами пластика, в углублениях которых располагались точечные светильники по периметру колонн бронзового цвета римского дорического ордера. Слева, с торца помещения, расположился бар, обшитый панелями под темное дерево. Он был выделен в планировке кафе, как отдельное помещение с длинным прямоугольным проемом, за которым располагался бармен, стеклянная витрина с множеством бутылочек в красивых этикетках и хромированный разнос с фужерами и стопками. Перед баром я не увидел крутящихся барных кресел. Видимо, этот бар задуман для того, чтоб подойти, заказать что-либо, и свой заказ забрать с собой, к своему столику. Кафе было выполнено в виде открытой веранды и между колоннами не наблюдалось никаких оконных импостов, а взор приятно ласкал антураж из деревьев и кустарников сада с изумрудной свежестью листьев.
Я перевел взгляд на Ладжзу. Она была весьма привлекательна в своём чёрном платье с широкими белыми полосками. Приблизившись к ней, лукаво спросил:
– А почему это, мы сегодня такие красивые?
– Как это почему? – ответила Ладжза, – ты пригласил меня на свидание, не могу же я прийти замухрышкой.
Я ещё ближе подвинулся к Ладжзи: из-за громких разговоров и смеха за нашим столом, практически неслышно было, то, что она мне отвечала.
– Ладжза, – сказал я, с нарочитым акцентом, – это кафе, не есть место свидания – это кафе, есть место разлуки. Я предлагаю потихонечку отсюда исчезнуть, и появиться в другом, более романтичном месте и, желательно, наедине.
– Может, переберемся в «Autosbar»? – Ладжза, взяв меня за руку, посмотрела в глаза.
Лёха, услышав знакомое слово «Autosbar», непроизвольно дернулся всем телом и, повернувшись к нам, спросил:
– Что, вы хотите переместиться в «Autosbar»? Там классно! Я был несколько раз. В нём отдельные деревянные столы и диваны, по четыре места, друг против друга, мы как раз все поместимся, – и, повернувшись к веселящейся молодёжи, сказал, – господа, предлагаю продолжить отдых в «Autosbar». Кто за? Здесь рядом, можем пешком прогуляться.
Народ загалдел, и Леночка высказалась вслух:
– Да-да-да, идёмте в «Autosbar», там мы будем без назойливых соглядатаев, а то, здесь столько знакомых, что невозможно расслабиться и хорошо повеселиться.
Я, обняв Лёху за атлетические плечи, придвинулся к нему и на ухо прошептал:
– Езжайте в «Autosbar», а мы с Ладжзой пойдем в другое место – у нас романтическое свидание.
Лёха изумленно посмотрел на меня, потом на Ладжзу, затем, в его голове что-то сложилось:
– Ты хочешь сказать, что оставляешь на меня одного всю эту женскую бригаду?
– Да, Лёха, да! Я уверен, что ты справишься, не дашь слабину, а у нас немножко другие цели и задачи. Мы хотим потанцевать и побыть наедине, а в «Autosbar» можно только пить и говорить.
– Не только, – сказал Лёха, – ещё и курить.
– Ну да – пить, курить и говорить, причём одновременно, – дополнил я, – поэтому мы с Ладжзой исчезаем из поля зрения – уходим тихо, по-английски, не прощаясь.
Хорошо Сева, – сказал Алексей и, повернувшись всем телом к остальному «people», громко объявил: – дамы и господа, леди и джентльмены! В данный момент нас тихо, по-английски, не прощаясь, покидают Сева и Ладжза.
– Как же так? – завопили девчонки Лена, Надя, Марина, – почему вы от нас сбегаете?
– Они не сбегают, – добавил Лёха, – у них романтическое свидание.
– Ну, ты Лёха даёшь! – возмутился я, – я тебе, как другу, по секрету, а ты всему свету.
Положив двести форинтов на стол и попрощавшись, сказав всем «наше вам с кисточкой», мы с Ладжзой направились к выходу.
Спустившись с крылечка кафе и пройдя по аллее метров, этак пять, мы повернули в сторону северного КПП. За металлическим забором группы начинался коттеджный поселок, через который нам пришлось пройти, чтобы добраться да тротуара, ведущего в ресторан: мы между собой называли это заведение «Зелёный глаз». Объяснение названию было простое – на фасаде здания горел зеленый огонек, что означало, ресторан открыт. По пути следования, Ладжза пыталась узнать обо мне всё, или, по крайней мере, хоть что-то.
– Сева, скажи мне, дорогой, а где ты раньше служил до приезда в Венгрию?
– А что это тебя, так заинтересовало моё прошлое? – ответил я на вопрос вопросом.
– Мне интересно, откуда ты появился, где жил: никогда не была в России, живу здесь в Будапеште с мамой и папой. В Австрии, Германии, Польше, Чехословакии была, а в России не была. Кстати у моих родителей здесь недалеко свой дом.
– Подожди Ладжза, насколько, я помню, ты живешь в одном доме со мной на улице Ракоши.
– Да, это моя квартира. Мне родители купили, сказали, что я уже девочка взрослая и должна жить самостоятельно.
– Если ты не была в России, откуда тогда у тебя такое хорошее знание русского языка, – спросил я.
– Как откуда? – удивилась Ладжза, – у нас семья интернациональная: мама из Грузии, папа – венгр. Я ещё и по-грузински могу говорить.
– Ну, скажи что-нибудь по-грузински, скажи. – обняв за талию и прижав к себе, сказал я ей на ушко.
– Что, например?
– Подумай, что должен говорить мужчина, когда он прогуливается с девушкой.
– Хорошо, я скажу, слушай и угадывай: ««მე შენ მიყვარხარ!»32.
На слух это звучало примерно так: «me shen miqvarkhar!»
– Какой Мишань? – переспросил я, – кому накаркал?
– Сева, как ты не понимаешь, это же я тебе сказала по-грузински, угадывай, что я сказала?
Я не задумываясь, ответил:
– Ты сказала, что у тебя давно не было мужчины, и ты хочешь со мной переспать.
– Сева, всё не так, подумай, эти слова более возвышенные, чем те, которые ты мне сейчас произнес.
– Возвышенные… – я задумался, – это, как же надо изловчиться?
– Сева, ты пошляк, – рассмеялась Ладжза.
После её реплики нам ничего не оставалось делать, как очутиться в чреве ресторана. Войдя в зал, дверной доводчик за нами закрыл дверь и мы уже стояли на площадке ресторана, которая была выше основного зала на три-четыре ступеньки, на виду у всей публики. Нам хорошо было видно столики, за которыми сидели посетители, бар и стойку с барменом, официантов, снующих с заказами клиентов. Также, мы увидели в дальнем правом углу свободный столик с весьма интимным расположением. Трио музыкантов расположились в дальнем левом углу, как раз напротив выбранного нами столика. В этом ресторане музыку играли «вживую» и основными инструментами, как я успел заметить, были: скрипка, аккордеон и фортепиано. Как только мы, остановившись на площадке, замешкались на пару секунд, выбирая столик, музыканты, в тоже мгновение увидели нас и, неизвестно по каким признакам определив наше национальное происхождение, вернее даже не наше, а моё, в тот же момент заиграли мелодию, весьма напоминавшую «Подмосковные вечера». Сидевшие за столиками люди прервались от трапезы и, повернув головы, посмотрели на нас. Мне ничего не оставалось, как поприветствовать музыкантов рукой и, взяв Ладжзу под руки, спуститься по ступенькам, дабы пройти к намеченному столику. В зале было приятно: слегка приглушенный свет, стены, выполненные в брутальном стиле из искусственного камня и неопределенного возраста опрятный официант, вежливо, на венгерском языке, предложивший нам книгу меню.
Это был грузинский ресторан, частный грузинский ресторан в венгерской столице. Ладжза специально привела меня сюда, чтобы отведать колоритную грузинскую кухню. По ее мнению, а я ей доверял, венгерские частные кафе, Vendeglo (таверна) и бары не рассчитаны на то, чтобы провести вечер, испробовав настоящую венгерскую кухню. Для этого надо идти в дорогие рестораны типа «Максим». Венгерские кафе рассчитаны на то, чтобы посетитель мог выпить пиво, вино или какой-либо бренди, а для закуски служили различные сухарики, соленые палочки. Ну, что-то в этом роде. В ресторанах, съев суп из вишни, свинью «Mangalitsa», лепешку «lángos», печень венгерского гуся, а на десерт лепёшку венгерских евреев «Flódni», можно получить представление о традиционной венгерской кухне. Местные вина тоже хороши – «Tokaji Kereskedohaz» из заизюмленных ягод винограда, белое «Nadyredei Olaszriesling», красное «Kekfrankos». Но, сюда мы пришли, чтобы отведать вкус грузинской кухни. Блюда грузинской кухни – это поистине еда богов. Ни в одной национальной и традиционной кухне других народов нет такого обилия еды, таких умопомрачительных запахов и такого желания съесть всё, что лежит на тарелке. Как сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Каждое грузинское блюдо – это поэма!».
Ладжза знаками попросила официанта подойти к нашему столику и сделала заказ. Она называла блюда грузинской кухни на венгерском языке, тыча миниатюрным пальчиком в книгу меню, предварительно получая от меня одобрительный кивок:
